ПОЛЁТЫ ВО СНЕ И НАЯВУ
Я Дмитрием с рожденья наречён
И с детства обречён, терпеть мученья
И мой удел, моё предназначенье,
Вести сквозь бурю к цели утлый чёлн.
Во сне
Я проснулся рано, за окном было светло. Свет пробивался сквозь щели ставен, и я подумал, как хорошо, что наступило утро. Я не люблю ночь. Ночью ко мне приходят страшные сны, ночью тревога за будущее раздирает мою душу и подлая бессонница одолевает меня, и тогда я начинаю молиться. «Во имя Отца и Сына и Святого Духа», – раз за разом повторяю я. И так до тех пор, пока не усну.
В детстве я молиться не умел и просил: «Мама помоли меня на ночь». В изголовье к хромированной перекладине спинки кровати розовой ленточкой был привязан маленький крестик. Потом я вырос и перестал просить маму крестить меня на ночь. Я пошёл в школу, а там из меня стали делать атеиста.
Мне стали сниться кошмарные сны. В своих снах я сидел на каком-то возвышении, и мерзкие чёрные змеи, высунув раздвоенные языки, тянулись ко мне, и мне некуда было от них спрятаться. Они пытались укусить меня. Ужас охватывал меня и, когда они до меня дотягивались, я просыпался в холодном поту.
В другом сне я всё время тонул. Не знаю почему, я камнем погружался под воду и никак, никак не мог выгрести, а когда начинал захлёбываться и понимал, что это смерть, – просыпался. Страх наваливался на меня, и потом я долго лежал в кровати без сна, пытаясь избавиться от причины своего беспокойства.
Часто мне снилось, будто кто-то хочет напасть на меня. Обычно это были какие-то неприятные типы, мимо которых я проходил во сне. Они почему-то начинали меня преследовать, а я бегал от них. Я всё время убегал или прятался, а они (эти типы) гнались и гнались за мной. А когда они меня всё же догоняли, я пытался драться, но руки не поднимались, мои руки меня не слушались, и я не мог никого ударить. Во сне они всегда побеждали, они издевались надо мной, и во сне всё было как наяву: мне было больно и страшно, ужас охватывал всё моё существо. И когда я просыпался и понимал, что это было со мной только во сне – мне становилось легче.
Были сны, в которых я путешествовал по белому свету, куда-то ехал. Я бродил по улицам и площадям чужих городов, ездил в пригородных электричках, зачем, куда и почему я не ведаю, но я всё время куда-то опаздывал. Мои поезда уходили без меня, мои самолёты улетали без меня, а я, глубоко разочарованный, никак не мог понять, как это могло произойти и что мне теперь с этим делать. Я бросался в погоню и, в итоге, приезжал не туда, куда хотел, и встречался не с теми, кого хотел видеть. Потом я просыпался и радовался тому, что это был только сон.
Бывало, мне снилась моя первая серьёзная работа. Я возвращался во сне туда – на сахарорафинадный завод – и устраивался там на работу простым механиком, и там же, во сне, не мог понять, зачем я сейчас оставил своё любимое директорское кресло на своём родном предприятии? Чувство огромной потери раздирало меня на части, и горю моему не было конца. Бывало ещё страшнее: ко мне в кабинет приходил мой предшественник и смещал меня с моего директорского кресла, и я оказывался не у дел и опять не мог понять, зачем, отчего и почему это произошло, глубокое отчаяние охватывало меня… но тут, слава Богу, являлось спасительное утро.
Мне казалось, что сны всегда предвестники чего-то: если сон хороший – жди успеха в делах, а если плохой, то быть беде. Раньше мне не снились цветные сны, но зато я часто летал во сне. Это было так: я убегал от кого-то и обязательно оказывался на краю обрыва, и бросался с него, и парил в воздухе, или просто напрягал мышцы своего тела и отрывался от земли, какие-то неведомые мне силы поднимали меня всё выше и выше. Я мог регулировать высоту своего полёта и часто парил высоко над землёй. В небе не было никого, кроме птиц, – я и птицы, птицы и я… Говорят, полёты во сне присущи творческим натурам – я тоже думаю, что это так. А ещё, если тебе приснилось, что ты летаешь в воздухе с какой-то женщиной, то вы обязательно полюбите друг друга. Со мной произошло именно так. Мы с ней парили ночью над спящей Москвой, летали над крышами домов и бесчисленными переплетениями электрических проводов. Потом пришла большая любовь, которая жива и поныне. Теперь, когда я стал намного старше, полёты над землёй я совершаю всё реже и реже.
Мои странные сны повторяются в разное время и в разных местах. Я расхаживаю голым. Я вхожу в баню или в бассейн, а потом выхожу оттуда совершенно обнаженным, и все знакомые и незнакомые люди пристально смотрят мне вслед. Я стараюсь прикрыть руками своё мужское естество и мне очень стыдно, но почему-то никто не делает мне замечаний, как будто никто не видит, что я обнажён. Чувство стыда преследует меня на протяжении всего сна, я никак не могу найти свою одежду и только потом, когда я просыпаюсь и осознаю, что всё это происходило со мною во сне, мне становится легче.
Самые стыдные сны мне снились в юности, это были эротические сны, в них я часто целовался с женщинами и занимался с ними любовью. Кончалось это всегда одним и тем же – мои трусы были мокрыми, и я очень переживал, чтобы мама не обнаружила этот срамной факт. Девочкам в нужном возрасте объясняют, что такое менструация, но никто не объясняет мальчикам, что такое поллюция, и я долго переживал, что болен какой-то странной болезнью. Когда я женился, всё прошло само собой – общение наяву вытеснило иллюзорное общение во сне, и я понял, насколько мудро устроена природа – она разряжает нас во сне для того, чтобы в реальной жизни мы не взрывались от перенапряжения.
В детстве мы жили в старой Москве втроём, я, мама и мой старший брат Лев. Мы жили очень бедно, и нам никогда не хватало денег до маминой зарплаты. И вот однажды мне приснился сон, будто я нахожусь в старом дворе одного дома, который фасадом тянется вдоль улицы Герцена, а торцами упирается с одной стороны в Консерваторию, а с другой – в театр Маяковского. (Потом на этом месте построят школу, в которой я буду учиться с пятого по седьмой класс). А тогда, во сне, двор был старым, я шёл по слою опавших листьев и подцепил ногой что-то похожее на кирпич, торчавшее из кучи пожухших листьев. Это была пачка (дореформенных) денег, я встал на колени и принялся разгребать листья и доставать оттуда деньги, их было много, я даже не знаю сколько. И я был очень доволен и, наверное, даже счастлив, счастлив до тех пор, пока не проснулся. И потом этот сон в разное время являлся мне ночью, делая меня богатым лишь в мечтаниях. А может быть, именно в нём таился намёк на некоторое будущее благоденствие.
Но однажды был сон страшнее самого страшного! В этом сне вокруг меня поднимались клубы дыма, слева, справа и сзади всё горело, к небу вздымались языки красного пламени, и я, взяв за руку какого-то ребёнка, вместе с толпой ошалевших от страха людей бежал в сторону большого водоёма, а оттуда навстречу нам неслась огромная волна. Что это было? Что это было?!
Если бы мы знали, зачем нам снятся сны? Как разобраться, где в них предсказания, а где неуемная фантазия? Как увидеть эти подсознательные намёки на будущую опасность или везение? Если бы только это стало возможным! Но что бы тогда произошло? Жизнь стала бы более счастливой? Мы бы стали меньше ошибаться? Мы бы стали более здоровыми, добрыми, жили бы дольше? Вряд ли. Скорее всего, мы бы лишились свободы выбора и стали бы рабами своих снов.
Треть нашей жизни – сновиденья.
И так бывает, в дивных снах
Нам Бог пошлёт предупрежденье,
Подаст условный свыше знак
Но утра зыбь рассеет страхи,
Сотрёт в подкорке след ночи,
И мы пойдём навстречу плахе
По зыбкой лесенке причин.
А между тем, к чему-то змеи
Явились в гости ночью вдруг.
И шевельнуть ничем не смея,
Не мог поднять я ног и рук.
Потом в воде тонул не раз я
И, захлебнувшись, шёл ко дну,
Но чётко ощущал мой разум
Деталь важнейшую одну –
Я сплю, а этот сон тревожный,
Смятенья полный и борьбы
Предвосхищает осторожно
Предначертания судьбы.
Меня преследуют кошмары,
Как в фильмах, серия погонь,
Дворы, ступени, тротуары
Погашен в городе огонь…
Бегу, бегу от тех, кто хочет
Поймать, свалить, потом казнить
Лечу стремительно по ночи,
Ищу спасительную нить…
Куда-то мчусь, как угорелый,
Во сне порвалась связь причин
Мелькает кадр черно-белый
В нём лица женщин и мужчин
Затем мелькают полустанки,
За лесом луг, потом поля,
Вдоль рельс убогие стоянки,
На них полным полно угля.
Но вдруг исчезло всё в тумане
Мой поезд сгинул в никуда.
Я, будто хвощ, застыл в бурьяне
Незащищённый, как всегда.
Но продолжают тени гнаться
За мной, в затылок дышат мне,
И надо внутренне собраться,
Чтоб оказаться в вышине
И вот я отрываюсь всё же,
И поднимаюсь резко ввысь,
А птицы в небе, рядом тоже,
И ветер шепчет: оглядись…
Парю над грешною планетой
И, наслаждаясь высотой,
Лечу вперёд в потоках света
Над первозданной красотой.
А там, я там тебя встречаю,
Верней, любимый образ твой
В объятья крепко заключаю,
Мы вместе кружим над Москвой.
С размаху вниз лечу куда-то
И, став внизу совсем другим,
Смотрю на многих виновато,
Что между них хожу нагим.
Как будто кто-то понарошку
С меня содрал одежд покров,
И я, подобно битой кошке,
Крадусь по стенкам вглубь дворов.
Быть неодетым очень стыдно
И всё лицо горит огнем
Мне за себя во сне обидно –
Где мой костюм и где мой дом?
Благие сны сулят надежду,
В них мы встречаем мир чудес,
Но обмануть стремясь невежду
Смущает нас лукавый бес,
Прельщает уймой искушений,
Желаний плоти давит тьма…
Но в снах приходит исцеленье
Иль мысли ценные весьма.
Приходят в грезах дивы – девы
В них, обнажаясь, как всегда,
Поют они любви напевы
И дарят ласки без стыда.
В ночи не раз я был богатым,
И в этом самом дивном сне
Я деньги грёб почти лопатой,
Суть трепетала вся во мне.
Я счастлив был до одуренья,
Волненье распирало грудь
И чей-то возглас одобренья
Мне возвещал: «Богатым будь!
Но только не забудь о сирых,
Блаженных, брошенных, больных,
Не возносись над этим миром,
Беги от помыслов дурных».
Со всех сторон земля горела
И твердь дрожала под ногами,
И тело падало на тело,
И люди были все врагами.
Народ, охваченный испугом,
Бежал неведомо куда
И дым клубился над округой,
Стеной навстречу шла вода.
Ах, для чего же сны мне снятся
Ах, для чего мне снятся сны!
Не для того ль, чтоб любоваться
Мечтой с безумной вышины.
Не для того ль, чтоб устрашиться
Плодов презреннейших грехов
По чьей-то воле жизнь вершится
Во снах до третьих петухов.
Наяву
Неоднократно по воле рока я мог навсегда уйти из жизни, но почему-то каждый раз чудесным образом оказывался спасён. Чуда не было – был ангел хранитель... ниспосланный свыше, он оберегал мою душу и тело… для чего?
Детство
Когда я был маленьким, то спал вместе с Мамой на одной кровати, я спал у стенки, а она с края. И вот как-то я проснулся затемно, жутко болела, просто раскалывалась голова. «Мама, Мама, – позвал я, – проснись! Меня тошнит, у меня болит голова». Мама вскочила, зажгла свет в комнате и подала тазик, меня вырвало. Проснулись разом все семь обитателей нашей большой комнаты, у всех сильно болела голова. Первым очухался мой дядя, он обвёл всех тяжёлым взглядом и спросил: «Кто вчера печку закрывал?» Потом добавил со злостью: «Угорели мы, если б не он, сдохли бы все». Пройдёт два года и эта огромная печь рухнет вниз, провалится на первый этаж, но, слава Богу, никого не убьёт.
Каждый человек, однажды явившись на свет, может сгинуть в любую секунду. Почему исчез понятно – судьба! Почему живёт долго, вот в чём вопрос?
Лето. Жара. Каникулы. Речка. Пацаны десяти, двенадцати лет. Мы возвращаемся с прогулки домой, до моста идти два километра, а дальше столько же до посёлка. Вон он, на той стороне, к чему ноги околачивать по такой жаре? Ширина речушки всего метров тридцать и кто-то предлагает переплыть её прямо так, в одежде…
«Наперегонки давай!», – кричит самый ушлый. Я снимаю сандалии, сую их за резинку широких сатиновых шаровар и бросаюсь вместе со всеми в речушку. Сначала резво плыву вперёд наравне с ребятами. Но проклятые шаровары, загруженные обувкой, намокнув, сползают с бёдер к коленкам и начинают тянуть меня под воду. И вот уже я не плыву, а, как поплавок во время клёва, то нырну под воду, то с трудом вынырну… Лежать бы мне на дне речки Волошни, если бы не мои двоюродные братишки Колька и Санёк – один меня подталкивал сзади к берегу, а второй тянул вперёд. Еле догребли до берега, выползли на песок и, обессиленные, плюхнулись на траву возле берега, и в голове у меня застучало – вот сейчас бы меня не было, вот сейчас бы меня не было…
Юность
Юность, на то и юность, чтобы мчаться вперёд по жизни без оглядки. В юности у тебя нет прошлого, есть только будущее. Оно светло и прекрасно и оно непременно наступит. И можно даже ничего для этого не делать – гуляй себе на празднике жизни. Жизнь бесконечна и удивительна.
Первомай. Заводской клуб. Застолье. Водка. Танцы. Приближается полночь и скоро конец веселью, все пойдут по домам и, вот кто-то вспоминает, в двенадцать крестный ход, айда на Ваганьковское в церковь – есть ещё время, успеем погулять. С комсомольско-молодёжного «огонька» толпа двинулась в сторону церкви.
Удар по уху сзади был внезапным – падаю на асфальт, тут же вскакиваю. Передо мной стоят четыре мужика – кто бил? Я, ответил самый молодой и щуплый из них – ах ты, падла, решительно бросаюсь на него с кулаками. Мы обмениваемся ударами, как в боксе, потом, как в борьбе валимся на землю. Вокруг нас столпился народ, но вдруг, откуда ни возьмись, возникает милиция, все кидаются врассыпную. Естественно, я тоже не хочу иметь дело ни с ментами, ни с напавшими на меня непонятно по каким причинам хулиганами и поэтому беру такси и еду домой.
Через год: опять заводской клуб, опять Первомай, опять водка и танцы-шмансы-обжимансы… Неожиданно для себя в массе танцующих вижу своего давешнего обидчика. Не раздумывая, подхожу к нему и требую объяснений. Он смотрит на меня, дружелюбно улыбаясь, и спокойно говорит: «Помнишь, со мной было ещё три кента? Все они только, что откинулись с зоны и приехали в Москву к своему другу, с которым прежде вместе тянули срок. А этот друг, он под тобой работает, напел им, что ты ему житья не даёшь. Вот они и сговорились замочить тебя после вечера. По плану было решено затащить тебя во двор, а там бить до упора. И тогда я, специально, при всех, двинул тебя в ухо, чтобы предупредить, прости, если можешь». Мы пожали друг другу руки и расстались навечно.
Они хотели меня убить, они хотели меня убить, они хотели меня убить – эта ужасная мысль поразила меня до глубины души и навсегда засела в моей памяти.
Если вам всего лишь двадцать лет, какие мысли будоражат вашу голову, чего вы хотите от жизни, о чём мечтаете? Каждый о своём! И у меня в то время было множество мечтаний, в том числе очень хотелось увидеть море…
Летом отпуск не дали, в сентябре, в октябре не дали – ох, какой я был нужный всем человек в свои двадцать лет. Мне подчинялся целый ремонтный участок на Краснопресненском сахаро-рафинадном заводе в Москве. Отпуск разрешили в ноябре.
– Мама, я еду к морю! – я восторжен и нетерпелив.
– Когда?
– В субботу!
– Это дорого? – беспокоится мама.
– Не очень: билет туда восемнадцать рублей, койка рубль в день – две недели, четырнадцать рублей; питание, тоже четырнадцать и обратный билет ещё восемнадцать. Итого шестьдесят восемь рублей плюс на кино и на вино, – у меня все давно рассчитано.
– Куда летишь?
– В Адлер?
– Будь осторожен сынок, с морем не шутят.
– Хорошо, мама.
Самолёт Москва – Адлер совершил посадку по расписанию и довольные, как и я, улизнувшие из крепких объятий начальства последние отпускники сезона разбежались по своим маршрутам. Мне было абсолютно всё равно куда ехать, для меня было главным побыстрее дорваться до моря и потому, увидев на остановке автобус с надписью Гагры, я, не колеблясь, взял билет до известного всей стране курорта. «О море в Гаграх, и пальмы в Гаграх…», – чудесный мотивчик крутился в голове всю дорогу, пока мы ехали вдоль побережья Чёрного моря. Шикарный морской пейзаж завораживал взгляд, душа переполнялась благоговейным трепетом. И вот, наконец, Гагры.
Я нашёл ночлег. Заплатил за койку по рублю за неделю вперёд. И на пляж. Ветер рвёт кроны деревьев. На море небольшой шторм. Но дуракам и пьяницам море по колено. И что такое вообще 2-3 балла, если ты всю жизнь мечтал о море. Бросаюсь навстречу набегающей волне, проскакиваю её и, по-
морскому, взбираюсь на гребень следующей. И так несколько раз подряд, а потом поворачиваю назад и плыву к берегу, но только странная вещь происходит: волна тянет меня в море, и у меня никак не получается преодолеть сопротивление бегущей навстречу воды. Я начинаю выбиваться из сил. Страх постепенно охватывает меня. На берегу ни души – если я сейчас утону, никто об этом не будет знать (даже вы ничего про это не прочитаете).
Тогда я принимаю решение плыть вдоль берега до ближайшего волнореза, отчаянно гребу, подплываю к бетонной ленте метров на пятьдесят уходящей в глубь моря и, когда очередная волна поднимает моё тело над волнорезом, стремительно хватаюсь рукой за торчащую из бетона арматурную петлю. Волна ушла, а я выбрался на бетон, вскочил и побежал прочь к берегу.
Потом целых три дня я не купался в море, ходил по берегу, дышал морским воздухом, одним словом наслаждался всеми прелестями жизни, которых мог лишиться по своей глупости. Но с тех пор я никогда не заплываю далеко – БОЮСЬ!
Юность для ребят, это такая пора, когда из каждой щели прёт гиперсексуальность, в автобусе от тряски мужское достоинство неожиданно начинает выпирать из под брюк, каждая нервиночка в теле ежесекундно кричит: хочу! кого? её! Кого, её? Ну, ту. Ту, с которой познакомлюсь сегодня вечером на танцах или, в крайнем случае, ту, которая явится ночью во сне.
Следующим летом мы с братом на каникулах нагоняем жиры и бездельничаем во Львове. С утра книги и заплывы на «Комсомольском озере», вечером – поход по Львовским увеселительным заведениям. Правда, для этого денежки нужны, но и они не проблема – наша любимая тётушка торгует в мясной лавке на Галицком базарчике в центре Львова и, как правило, она даёт нам десяточку на пропой души.
Вечер, кафе «Ватра» напротив гостинцы Львов, отстояв очередь, платим за вход и занимаем столик возле огромной витрины оконного проёма. Рядом неожиданно садятся две девчонки – подмигиваем, друг другу.
– Классные чувихи, – говорит брат, – мне та, что повыше.
– Естественно, – отвечаю я.
– Девочки, – обращается к ним Володя, – как вас зовут?
Они представляются. Заиграла музыка, и мы приглашаем их на танец. Минуты три лихо отплясываем, танец заканчивается, разгорячённые возвращаемся на своё место. Там нас уже ждут графин со старкой и тарелка с лёгкой закусью. Наливаем себе и девчатам, чокаемся и выпиваем.
Подмигиваю брату – понеслось, всё на мази…
В этот момент один из пацанов, сидевших за соседним столом, неожиданно встал и подошёл к нам, и без всякого вступления гаркнул:
– Не в том месте прыгаете сучки, смотрите, как бы не допрыгаться, – и потом добавил ещё пару непарламентских выражений, чем окончательно выбил меня из колеи. Вся моя донкихотская суть затрепетала, возмущённый разум закипел, я тронул его за руку и твёрдым голосом сказал:
– Слушай друг, я ваших дел не знаю, но тебе лучше отвалить, потом разбираться будешь, а пока дай отдохнуть.
Парень перевёл взгляд на меня и положил свою огромную ручищу мне на голову… А дальше все события стали развиваться стремительно. Володька вскочил и с ходу двинул ему кулаком в челюсть, я тоже резко поднялся, принял боксёрскую стойку и стал дубасить ошалевшего от неожиданности обидчика. В течение нескольких секунд мы молотили его, как грушу, наконец, он рухнул.
Ребята за соседним столиком сорвались со своих мест и ринулись к нам, я схватил со стола бутылку из-под воды, брат поднял над головою стул и вдруг резко швырнул его в огромное окно! Звон разбитого стекла… и все замерли, прямо, как в Ревизоре. Мы выскочили из кафе и галопом понеслись по ночным улицам Львова.
Мы вернулись домой, и опять превратились в скромных с виду мальчиков и, слава Богу, милиция не стала нас разыскивать, а можно было за такое дело «загреметь под фанфары».
Молодость
Жизнь развивается по своим законам, и наша память устроена таким образом, что многие события мы надолго забываем. Новые события стирают из памяти остроту ощущений от событий, предшествующих. Но иногда волна воспоминаний вдруг снова настигает тебя.
Ты молод, крепок телом и душой, лёгок на подъём и чего тебе стоит сорваться и броситься вслед за любимой девушкой, уехавшей вместе с родителями к месту отдыха в Крым… Без проблем. Сажусь в самолёт Москва – Симферополь, далее вертолётом до Феодосии и, наконец, на месте.
Радость встречи – цветы, поцелуи, проводы до двери. Сумрак сгущается, окрылённый лечу к месту своего ночлега. И вдруг… они, как поётся в известной песне, стояли молча в ряд, их было восемь. Может быть их было больше, а может и меньше – они преградили мне дорогу. Слева парапет набережной, сзади беседка. Парни двигались на меня, перекрывая дорогу.
– По-моему этот, – указывает в мою сторону пальцем один из них.
– Да, да – он, – поддерживает другой.
Иногда надо делать ноги, если жить хочешь, а я жить хотел. Резкий шаг навстречу – удар в челюсть, стоящему напротив. От неожиданности парни рассыпаются в стороны. Я рванулся и сходу преодолел полутораметровый забор и растущий за ним кустарник. Ну и прыжок, впору Брумелю! А чего со страху не сделаешь?
Бегу дальше, вперёд, вперёд ближе к свету, к фонарным столбам, там спасение, там люди. Оглядываюсь, сзади только один преследователь, торможу на людном пятачке и жду.
Он подбегает, останавливается, тяжело дышит.
– Какого хрена тебе от меня надо? – я смотрю на него спокойно и с вызовом.
А ты вчера на танцах у нашего парня девчонку увёл.
– Я? С какого перепуга, я сегодня только приехал. Тебе билет показать, да?
Он криво ухмыляется:
– А… значит, это был не ты, давай выпьем.
Он хватает за рукав парня, проходящего мимо с канистрой белого вина. –Вот, – громко говорит он, – друга встретил, надо обмыть.
Стакан наполняется, он пьёт первым, снова наполняет его, передаёт мне – стакан вина, как трубка мира в племени тамбу ламбу идёт по кругу.
Снизу подкатывается ватага тех ребят с набережной:
– И чего ты погнался за этим мудаком? Поймали бы другого, тут их навалом, тебе не всё равно, кому рожу бить… – заявляет рыжий нахалюга.
Со смехом он берёт стакан вина и вдруг упирается взором в меня:
– Ха, так вот же он, – показывает он пальцем в мою сторону и начинает дико смеяться.
– Я выяснил, он не при делах, только сегодня приехал, – мой давешний преследователь повернулся ко мне и добавил, – если появятся вопросы, обращайся, а нам пора.
Они всей гурьбой двинулись назад к санаторию. Мне ничего не оставалась, как направиться к месту своего постоя. Уже возле самых дверей лачуги меня неожиданно окликнул молоденький парнишка из той своры, что напала на меня на набережной. Я дождался, пока он подошёл.
– Знаешь, – сказал он просто, – держись от них подальше. Дикие, бьют всех без разбора до полусмерти. Сегодня тебе повезло, а позавчера двоих так кровью умыли, они до сих пор в больнице. Ну, ладно, пока, – и паренёк двинул дальше.
Пронесло, опять пронесло, благодаренье Богу, думал я, уже засыпая.
Неделя моего проживания у моря пролетела быстро и, слава Богу, без дальнейших приключений.
Однажды, года через два после демобилизации, я сел на Арбате в троллейбус номер 15 и вдруг увидел знакомого парня, с которым вместе служил когда-то в армии. Я подошёл к нему и поздоровался, он нехотя повернул голову в мою сторону, недобро посмотрел на меня и спросил:
– Ты ещё жив?
– А с какой стати я должен умереть? Жив, как видишь!
– Повезло тебе, – добавил он.
– А в чём дело, о чём ты вообще говоришь, – разозлился я.
– Мы, когда уходили на дембель, договорились выкинуть тебя из поезда по дороге в Москву.
–За что!? – заорал я.
–А просто так, уж больно благополучный ты был.
И тут я вспомнил комбата. Я вспомнил, как просил перед дембелем отправить меня за молодым пополнением в Бухару, а он, подумав, сказал твёрдо:
– Нет, первым поедешь домой, один!
– Почему? – спросил я.
– На всякий случай, – ответил он.
Я вышел из троллейбуса ошарашенный. «Они хотели меня убить, они хотели меня убить!» думал я, живо представляя, как они выталкивают меня на ходу из дверей мчащегося поезда. Ох, спасибо Вам майор Толстошеев, ох, спасибо от всей моей последующей жизни. СПАСИБО!
Зрелость
Не помню точного времени этого происшествия. Запомнилось, что происходило всё это зимой, в начале девяностых годов – во времена разгула «демократии» и бандитского беспредела. Я мчался на своих новых Жигулях «пятёрке» с дачи, пытаясь успеть въехать в Москву засветло. Шоссе петляло по лесу. Проехав очередной крутой поворот, моя тачка упёрлась в мужика, стоявшего посреди шоссе с концом троса в руках, другой конец троса был пристроен к хилым «Жигулям», застывшим на обочине.
– Помоги браток, – взмолился он, – дотяни, тут недалеко.
– Поехали, поехали, – сказала жена, – некогда нам.
Но я не послушал её, съехал на обочину и встал рядом с машиной. Мужчина подбежал к нам и положил конец троса на землю. В это время на заднем сиденье поднялась во весь свой огромный рост, заметалась и неистово залаяла моя овчарища по имени Ада. Мужик не стал цеплять трос, отбежал к своей машине, там за стёклами сидели и почему-то носа на дорогу не казали три амбала. Мужик поговорил с ними о чём-то, вернулся и сказал, что они передумали. Мы с ним попрощались и медленно поехали дальше. Когда я бросил взгляд в зеркало заднего вида, моё удивление было беспредельным: эта якобы сломанная колымага, следовала за нами, потом она свернула в лес. – Чудно как-то, – сказал я жене, – говорили, что сломаны, а сами…
– Дали бы нам по башке, если бы не Адочка, и все дела, – заключила она.
Можно было бы забыть эту странную историю, но через пару месяцев мне на глаза попалась статья в газете, из которой следовало, что именно там, в Ногинском районе, поймали и разоблачили шайку супостатов, промышлявших угоном машин, владельцев которых бандиты убивали. Вот так!
Через несколько лет аналогичный случай повторился с нами на той же дороге, недалеко от маленького районного городишки Киржач. Мы с женой собирались в очередной загранвояж, не помню почему, но самолёт отправлялся из Шереметьева ночью. Дача располагалась в паре километров от города, в час ночи за нами пришла машина из Москвы, и мы поехали в сторону аэропорта.
Есть на дороге, ведущей из Киржача в Москву, поворот на село Першино и, как только машина его миновала, дорогу, взявшись за руки, преградила цепочка каких-то людей. В темноте не было видно их лиц, но и без того было ясно – беда нависла над нами. Наш водитель Андрей начал притормаживать и остановился прямо перед стоящими на дороге бандитами, они разом бросились к дверям машины и попытались открыть ее. Их наглые, пьяные хари, искажённые злобными гримасами, свирепо (как в фильмах ужасов) глядели со всех сторон. Андрей резко ударил по газам, отморозки еле успели отскочить, а самый наглый (у него был в руках огромный напильник) ударил железякой по машине, пытаясь разбить боковое стекло нашей «Вольво», но угодил в стойку. Машина резко набрала скорость и полетела в сторону Москвы. Мы долго не могли прийти в себя, а когда ещё раз обсудили случившееся, то пришли к единодушному мнению, что нам повезло – мы спаслись от верной смерти.
По возвращении из турпоездки я пошёл к своему другу, заместителю начальника милиции города, и рассказал ему о случившемся. Он внимательно выслушал меня, сочувственно покачал головой и, как бы подводя итог, сказал тихо
– Могли и убить, у нас там такое отребье живёт… Ты уж, пожалуйста, по ночам больше не езди.
Я думал, он бросится выспрашивать меня, как они выглядят, да сколько их было, попросит написать заявление и т. д., но его это мало волновало, вообще было не до меня и моих приключений, на дворе шёл 1997 год.
Моя «Хонда» резво мчалась по шоссе, и вдруг прямо в капот ударилась маленькая птичка, я резко затормозил, жена вскрикнула, и в эту же самую секунду на дорогу перед моей машиной выскочила корова, за которой
гналась огромная чёрная собака. Всего какое-то мгновенье отделяло меня от столкновения с коровой, но я всем фибрами своей души ощутил, что вот эта малюсенькая птичка, так неожиданно прервавшая моё стремительное движение по дороге, БЫЛА ПОСЛАНЦЕМ НЕБЕС.
Известно, что жизнь каждого человека изобилует или радостными, или трагическими, или просто переломными моментами. Но, пытаясь дойти до истины, мы всегда найдём связь между снами и явью, между обыденным и чудесным, и на всякое невезение мы можем найти вытекающую из неприятных обстоятельств последующую удачу. Чтобы это понять, надо не так много – надо уметь:
ВЕРИТЬ, ТЕРПЕТЬ, НАДЕЯТЬСЯ, ТРУДИТЬСЯ И НИКОГДА НЕ БОЯТЬСЯ БУДУЩЕГО НИ ВО СНАХ, НИ НАЯВУ!
Буква,
слово,
мысли,
строчка.
потянулась дней цепочка
Паутинкой нить событий – ряд открытий и закрытий
Печь,
угли,
угар,
заслонка,
во спасенье крик ребёнка.
Воля свыше, не иначе – в жизни каждая удача.
Ветер,
волны,
брег,
вода,
под водой внизу беда.
Под водой зелёный леший – под водою ад кромешен.
Вечер,
тьма,
удар,
паденье,
миг до смерти от рожденья.
Знай, пока живёшь на свете, – есть злодей, плетущий сети!
Поезд,
рельсы,
стыки,
стук,
сгинешь ты от наших рук,
Сгинешь ты за просто так – не за ломаный пятак.
Тьма,
опасность,
хари,
жуть,
и айда в последний путь.
Не помогут ахи, охи – с пьяной шайкой шутки плохи.
Скорость,
солнце,
птичка –
друг
в радиатор бьётся вдруг.
Тормози, пока не поздно – весть её, вполне серьёзна.
Ночь,
виденье,
жуть,
подсказка
иль страшилка, или сказка.
Явь от снов всегда отлична – жизнь течёт вполне обычно,
Но бывают совпаденья – вещим было сновиденье!